Отпусти меня. Я, скукожившийся от холода, уже бледный заяц. Уже больше не в силах терпеть твои смс. Ещё полтора месяца, и будет год, как мы не целуемся, не счастливы, не хотим друг от друга детей.
Мне всё ещё снятся твой глупый смех и родимое пятно, которое я зажимал, как струны, когда кончал в тебя сзади. Ты по-прежнему думаешь, что я ушёл. Уверена, что я ушёл, но люди больше, чем слова на память. В них столько же больного молчания, сколько и в тебе. Столько же луж недосказанного, в которых можно утонуть по рёбра. Я бы мог позвонить, врасти коленями в асфальт и извиниться, но разве ты хотела кого-то другого? И если хотела меня, то почему не побежала до лифта, когда я забирал вещи? Ты же знаешь, что я стоял под окнами, и это не проза. Я же просил тебя спуститься вниз, ну хотя бы на 10 минут.
Отпусти меня, синеглазая, но прошу — нуждайся во мне. Звони, когда тебе хреново. Пускай и с другим. Пускай нас больше никогда не будет, и верхние полки выкуплены. Иногда мы белый снег, иногда — грязная вода вперемешку с грустью. Не люби меня. Забывай на остановках. Ещё полтора месяца, и будет год, как я больше не ем из твоей японской посуды селёдку, и, возможно, я сделал всё не так, но рисунок, где я валяюсь посреди болота, висит над моей головой, когда пишу и засыпаю.
Дольки лимона в чай, пыльная дорога через Арбат, и ты между радио Ledjam и душным летом. Честным веером, влажной исповедью. Не путай с похотью. Я боялся быть частым, слишком понятным, и эти кружки с кофе в виде голов чужих нам детей. Я хотел растянуть мгновение счастья, словно улыбку, но опять получилась какая-то хрень. Мы оба жили впервые, мучались по ночам и врали безразличием.
Отпусти меня. Я не твой последний, но точно герой. Твоя ошибка и моя перманентная печаль. Только живи. Только не отпускай.
