Одна — расчётливая богатая сучка, другая — бедная, чистая душой и очень набожная. Сюжет, некогда любимый кинематографом и литературой. Варианта финала два: на бедной женится влюблённый богач, а сучка посрамлена или даже раскаивается, ну, или богатая растаптывает чистую душой, если автору нужна высокая трагедия. Кажется, трудно придумать поворот, который освежит эти две версии одного старого сюжета. Ну, что же, режиссёру и сценаристке фильма «Мадам», Аманде Штерс, это, кажется, удалось.
Первым делом, первым делом — куча штампов
Американская пара, Боб и Энн, живут сейчас в Париже. Он — богат или, скорее, совсем недавно был богат; сейчас балансирует на грани разорения. Она — бывшая тренер по гольфу, которая удачно отбила его у предыдущей жены и теперь постоянно нервничает по поводу того, что история может повториться, только теперь уже брошенной женой окажется она.
В любом случае, они живут в доме, полном прислуги (три горничные и водитель), пытаются наладить финансовое положение путём продажи картины Караваджо и время от времени страдают, что жемчуг мелок.
Но завязывается история тогда, когда на званый вечер приезжает незваный гость — сын Боба от первого брака. Стивен — алкоголик, писатель и шут гороховый. Ненавидит мачеху. Да, у нас тут ещё один стереотип. У парня творческий кризис, ноль готовых строчек к дедлайну и встреча с редактором на носу.
А ещё за столом он — тринадцатый, и его невротичная суеверная мачеха от этого в ужасе. Чтобы изменить число гостей, Энн усаживает за стол свою горничную Марию, выдавая её за подругу. Чтобы вы понимали комичность момента, Марию играет Росси де Палма, известная своей очень специфической внешностью (и, конечно, актёрским талантом, она — одна из любимых актрис Альмадовара).
Если вам опять чудится в сюжете клише «самозванка поневоле», то вам не чудится.
Ну и, конечно, на Марию западает богатый искусствовед. Но вовсе не потому, что она очаровательно рассказывает крайне непристойный анекдот. Всё дело в том, что…
Путаница не случайна
То есть, конечно же, не случайна, но, ради разнообразия, устроена не ради пари или вообще наживы.
Всё дело в том, что пасынок Энн, похоже, отлично пишет — но совсем не умеет сочинять. Его первая книга, та, за которую мачеха его терпеть не может — о том, как Энн захомутала Боба. Контракт на вторую книгу подписан, а писать Стивену совершенно не о чем. Не каждый день папу уводит какая-нибудь тренерша.
Так что парень, недолго думая, устраивает новую историю. Зачин придумать несложно, это вам расскажет любой тип, который пытался продать идею писателям, потому что не сумел развить её сам (поверьте, даже самых мелких из писателей такие типы осаждают толпами). Стивен меняет таблички на столе так, что Мария оказывается между Бобом и искусствоведом Дэвидом. Этого, конечно, мало, так что Дэвиду молодое дарование сообщает, что Мария — испанская аристократка, приехавшая инкогнито.
Дальше ему остаётся только наблюдать и записывать. Нелепые ситуации и унижение, любовь и негодование — всё это для Стивена просто его новая книга. Очень увлекательная — для создателя и для будущих читателей. Столько чистого чувства и столько иронии в каждой новой ситуации… Редактор будет доволен.
Обесчеловечивание как норма
Для Стивена люди вокруг — только персонажи для его историй, и это делало бы его бездушным, тихим чудовищем своей семьи, если бы каждый новый поворот, каждый новый диалог не показывал нам, насколько обесчеловечивание обыденно в нашей жизни, точнее, в жизни сильных (богатством) мира сего.
— Мадам, но почему я? Посадите лучше за стол Мэнди.
— Мэнди — филиппинка, никто не сажает с собой за стол филиппинок.
Никто не опознаёт в подруге Энн её горничную, потому что никто не разглядывает горничных. Сейчас двадцать первый век, говорит Дэвид Марии, намекая на их неравенство (в её, как он думает, пользу), и английская королева обедает с музыкантом. Но сам он, узнав, кто такая Мария на самом деле, притом, что сохраняет к ней некоторую нежность, сесть снова за один стол не готов и ничуть не смущён, когда она ему за столом прислуживает.
Да и Стивен, очень вероятно, возмущён не столько новым браком отца, сколько тем, что, как он подчёркивает, Энн была тренером Боба. Прислугой, а не женщиной, на которой нормально жениться.
На этом фоне отношение Энн к Марии, наверное, кажется ему не возмутительным злоупотреблением положением, а забавной вознёй двух служанок, каждая из которых оказалась не на своём месте. И это даже не мешает Стивену относиться с симпатией к одной из них. Точнее, симпатия к Марии не мешает ему играть с её жизнью так, словно он имеет на то право.
Сейчас двадцать первый век, говорит нам Аманда Штерс, и что, мы разучились расчеловечивать людей?
Да, это комедия
Потому что человеческая жизнь комичная, нелепая, несообразна тем больше, чем больше в ней чувства, порывов, движений души. Жизнь двух героинь, сучки и доброй набожной горничной, будет лететь под откос на наших глазах, и нам будет смешно настолько же, насколько жалко.
В отличие от нормальной комедии — или нормальной трагедии — о самозванке поневоле, в конце не будет ни свадьбы, ни позора.
У Тургенева был бы, может, и третий вариант — униженная при возлюбленном служанка остаётся прислуживать своей самодурке-мадам, верно и профессионально, и до конца жизни пережитое висело бы между ними.
Но Штерс — не Тургенев и к тому же снимала комедию. Так что в финале мы увидим четвёртый вариант. Грустный. Счастливый. Прекрасный. Но наводящий на мысли об ещё более грустном (и уже не прекрасном) продолжении истории за кадром.
