После «Страны глухих» Валерий Тодоровский был назначен гениальным режиссёром, и от него год за годом ждали новых шедевров. «Любовник» и «Мой сводный брат Франкенштейн», последовавшие сразу после, были, без сомнения, работами сильными. Но на легендарные не потянули. «Стиляги» и «Оттепель» стали хитами – и снова не потянули на легенды. Пожалуй, от Тодоровского перестали уже ждать чего-то особенного… Замечательный, крепкий режиссёр, работы которого смотреть не стыдно вчуже. Премии, призы… Это всё не о том.
Но через девятнадцать лет после работы, которую публика уже было привыкла видеть, как главную, Тодоровский взял и выдал наконец новую легенду. «Большой» – фильм, который умудряется одновременно лелеять имперские амбиции консерваторов и, в то же время, не только не несёт в себе ни капли консерватизма, но моментально будет схвачен продвинутым российским и западным зрителем. Всё это – без натужных попыток угодить «и вашим, и нашим», легко, как дыхание, легко, как прыжок балерины на сцене Большого, каким он виден из зрительного зала.
Если сравнивать с другими шедеврами отечественных мастеров, то и сравнить-то будет, собственно, не с чем. Если обращаться к западным хитам, то единственная приходящая на ум ассоциация, с «Чёрным лебедем», немедленно отпадёт как ложная.
Факт номер один. В картине нет ни одного отрицательного персонажа. Поправимся: ни одного персонажа, произносящего хоть слово, который был бы отрицательным. Казалось бы, такое условие выполнимо только в трёх случаях. Или у нас милый фильм о неловких ситуациях, но без конфликтов. Или команда героев борется со стихийным бедствием, как вариант – с производственной катастрофой и её последствиями. Или у нас соцреалистическое киношное соревнование между передовиками производства. «Большой» не относится ни к одному из этих случаев. Он полон конфликтов, драматически напряжён… И весь фильм ты ждёшь персонажа, на которого выльешь это напряжение. Мы привыкли, что плохой быть должен. А его нет. Нет! И катарсис наступает не от того, что кто-то повержен (и, тем более, унижен). Господи, со мной тысячу лет такого не бывало, чтобы катарсис наступал от торжества человечности. Господи, это фантастика.
Факт номер два. Тест Бехдель, которым любят пугать российского зрителя наши СМИ. «В Швеции на фильмы будет ставиться пометка, проходит ли он специальный феминистский тест». Что за это будет фильму и режиссёру? Да ничего, пометка для возможности зрителю (особенно зрительнице) выбрать, хочет ли она на фильм, где женские персонажи не могут разговаривать друг с другом. (Как говорит о такой тенденции в мейнстримном кино персонаж Уокена в «Семи психопатах», трудно поверить, что женщины не умеют связать двух слов и тем более не разговаривают друг другом). Тем не менее, фильм, про который скажут, что тест Бехдель (есть две женщины с именами, которые обмениваются хотя бы одной фразой и говорят при этом не про мужчин) он проходит, вызывает у российского зрителя иррациональный ужас.
Большинство персонажей фильма «Большой» – женщины разного возраста, от десятилетних девочек до возрастных героинь Алисы Фрейндлих и Валентины Теличкиной. Они разговаривают друг с другом. Много. О мужчинах, кстати, тоже. Но больше – о карьере, об искусстве, о своём месте в жизни, о будущем и прошлом. Звучит несколько напыщенно, как описание Специального Интеллектуального Кино. Забудьте. Тодоровский – гений. Никакого специального настроя для фильма вам не надо. Его героини говорят простыми словами (порой даже слишком простыми – детей в кинотеатр лучше не брать), с простым лицом. Девочки вырастают в женщин. Детская дружба – в настоящую женскую. За последнее фильм можно было бы назначить дважды уникальным, поскольку в отечественном кино соперничество подруг обязательно означает фальшь их дружбы. Но фильм о настоящей женской дружбе, большой и сильный фильм, был задолго до «Большого». За девятнадцать лет, если быть точным. И снял его тоже Тодоровский.
(Отдельно, к слову, заметим – если в «Стране глухих» сценаристом выступил он сам совместно с Юрием Коротковым, то историю для «Большого» писала всё же женщина, Анастасия Пальчиков)
Появляющийся ближе к финалу прекрасный принц спасает героиню не для того, чтобы жениться. А потому, что она спасла его. Хотя он вряд ли понимает, что долг отдаёт именно тому, кому должен. И это прекрасно, когда принцы не только берут, но и дают.
Факт номер три. Нелинейное повествование больше не значит – путаница и неразбериха в духе артхауса. Мозаика из событий и воспоминаний о них даже не воспринимается мозаикой, россыпью деталей, настолько композиционно стройно эти детали разложены перед нашим взором. Можно не пересобирать. Идеальная гармония уже достигнута.
Факт номер четыре. Идеальный кастинг. Чтобы быть великолепной, тонко чувствующей балериной, не надо быть хрупким цветком. Можно быть бывшей беспризорницей с приводами в милицию и лицом нет простонародней. Чтобы рвать наши шаблоны и вырываться за рамки, необязательно быть маленькой уличной грубиянкой, самородком, найденным случайно – можно быть и утончённой девочкой из мажорной семьи, склонной к самолюбованию, стервоватой с мальчиками. Обе главные героини прекрасны, обе развиваются по-своему.
Алисе Фрейндлих стоило стареть ради роли балетного Йоды! Она одна делает четверть фильма. Сложные отношения её Белецкой, давнее и напряжённое противостояние Унтиловой за не самые долгие минуты своего экранного воплощения разворачивают перед нами историю не менее драматичную той, которая составляет основной сюжет.
Кто бесится, едва Домогаров появится на экране, поднимите руку? Опустите руку. Домогаров в роли спившегося артиста балета Потоцкого прекрасен. Не бойтесь на него глядеть. Бойтесь его не увидеть.
В юного Андрея Сорокина нельзя не влюбиться, даже если тебе трудно оценить тот факт, что танцора балета играет танцор балета.
И ещё. Так и знайте. Счастливого конца не будет. Потому что то, что нам покажут перед титрами – это явно не конец. Юлька «Ольха» и Кариночка Курникова такие живые, что не только жили, но и жить будут. Даже если мы никогда этого не увидим.
